Данный сюжет – не вполне самостоятельный; скорее это небольшая реклама к выходу публикации переписки между Семёном Людвиговичем Франком и его братом Михаилом Людвиговичем. Впрочем, «перепиской» эти документы назвать трудно, поскольку сохранились только письма «в одну сторону» – от Михаила Людвиговича к Семёну Людвиговичу, Татьяне Сергеевне, а также к сводному брату Льву Заку. Очевидно, отсутствие писем «в обратном направлении» – результат как раз того обстоятельства, что братья оказались по разные стороны исторических баррикад. Не по собственной воле, и сохранив самые добрые чувства друг к другу, они были разделены растущим государственно-идеологическим забором, за которым временами становилось крайне опасно иметь свидетельства связи с кем-то из враждебного лагеря…

Семён был старше Михаила почти на два года. Здесь нет необходимости говорить о всех пересечениях их жизни после того, как они «вылетели из родительского гнезда» (основные эпизоды описаны в предваряющей переписку статье); достаточно лишь сказать, что их отношения, судя по всему, носили действительно братский характер. Этот характер определил и отношения между семьями, о чём можно судить, например, по воспоминаниям Татьяны Сергеевны: «В Петербурге познакомилась с братом Семенушки, милым, милым Мишей, который сейчас же написал своей матери в Москву, “какая у Сени девочка жена”, мы с ним подружились и особенно сошлись, когда он приезжал после революции к нам два или три раза за границу, всегда больной. Недавно узнала через Виктора, а он непосредственно от его сына Ильи, что он умер, будучи эвакуирован из Петербурга в Казань, собственно от истощения; диагноз был поставлен – туберкулез. С этого момента я приняла его в сердце, как совсем своего и молюсь о нем всегда».

Письма – всегда свидетельство разлуки. Если до революции братья встречались достаточно часто, то уже гражданская война, а потом высылка и вынужденная эмиграция Семёна Людвиговича разлучили их и превратили переписку в практически единственную форму общения. Правда, Михаилу Людвиговичу действительно удалось дважды выехать за границу – в 1924 и 1928 годах. Поездки были связаны с лечением и с работой (в августе 1928 г., например, он участвовал в работе 8-го Международного конгресса математиков в Болонье), но оба раза он, конечно, приезжал к брату в Берлин, а также к сестре и сводному брату в Париж. О последней встрече сохранил воспоминания Василий Семёнович Франк – тогда ещё восьмилетний мальчик: «Я был поражен внешним сходством братьев, разве что отец был гораздо выше. Добрый взгляд и богатый внутренний мир делали этих людей похожими друг на друга. Несомненно, общей чертой всех троих братьев (включая дядю Лёву, младшего сводного брата) была доброта».

Отношение к родному человеку – в данном случае к брату – осмысливалось Франком как исходное отношение «я–ты», в котором только и возможно рождение и проявление подлинной индивидуальности, конкретности каждой личности. Это такое отношение, в котором «всякий “один” есть всегда все же один из двух в составе “двух” (или многих) и … эти “два” (или “многие”) суть в последней своей глубине “одно”». Простое название этого отношения – любовь. Вовсе не стремясь к высокопарности, но и не «приземляя» это слово, философ придавал ему фундаментальное значение, рассматривая любовь как явление, управляющее всей человеческой жизнью. «Любовь в этом ее существе обнаруживается не только в эротической и супружеской любви, в материнской любви, в любви к родителям, братьям и сестрам, в истинной интимной дружбе, но и во всяком вообще отношении к “ты” как однородной мне подлинной реальности, – во всяком отношении к “ты” как к “ближнему”».

Но не только проявить, а хотя бы выразить эту любовь в письмах братьям становилось всё сложнее. В 30-е годы переписка явно «редеет», и причинами были, прежде всего, внешние обстоятельства. В одном из писем – ко Льву Васильевичу – Михаил Людвигович пишет об этом вполне определённо: «Получил я как то письмо от Сени. Ему, бедному, живется явно плохо. Я мог бы ему послать продовольственную посылку – от нас в Германию посылки принимаются, но боюсь, что получение посылки из Советского Союза может скверно отразиться на нем и вместо помощи, окажет ему плохую услугу». Опасения эти были, конечно, вполне обоснованы. В конце 1937 г. Семёну Людвиговичу удалось уехать во Францию, но связь с братом, видимо, не была восстановлена, а вскоре, с началом мировой войны, всякое общение стало невозможным. Оставалось только надеяться… Когда началась блокада Ленинграда, Татьяна Сергеевна писала сыну Виктору в Лондон: «Тетя Маруся (младшая сестра, Мария Сергеевна – Г. А.), дядя Миша, конечно, волнуют нас страшно. Переживаем с папой все сильно».

В результате, когда летом 1945 года Лев Зак начал предпринимать попытки найти брата, о судьбе Михаила ни ему, ни Семёну Людвиговичу ничего не было известно. «Будем надеяться, что Миша жив, – хорошо, что во время осады не был там», – писала Татьяна Сергеевна. Когда же, уже в начале 1946 г., Семён Людвигович получил короткое известие от своего племянника Глеба Михайловича о том, что брат умер еще в 1942 г. после тяжелой болезни, это было тяжёлым ударом. Своему другу Людвигу Бинсвангеру Франк написал: «Кроме боли от самого известия – я очень его любил, и он был человек выдающихся душевно-моральных качеств – испытываешь особенно ужасное чувство от открытия того, что близкий человек, о котором ты часто думал, мертв уже 3½ года».

Ценность общения с родными людьми – общения «я–ты» – очевидно, не имеет цены…

Публикацию писем М. Л. Франка можно прочитать по ссылке.

Геннадий Аляев