114 лет назад начались занятия на вечерних высших курсах при Стоюнинской гимназии в Санкт-Петербурге, одним из преподавателей которых был Семён Франк, а одной из слушательниц стала Татьяна Барцева. Много лет спустя Татьяна Сергеевна вспоминала: «Я сразу, точно меня кто-то толкнул, поразилась лицом Франка. Он был молод, высокий, стройный, с тёмными густыми волосами, и что особенно поразило – это его глаза, огромные, близорукие, немного выпуклые: он носил очки. Глаза его смотрели как-то удивительно проникновенно и светло». Некоторое время спустя их глаза вновь встретились – на этот раз в Мариинском театре, на опере «Лоэнгрин»: «И глаза, которые я встретила, отвечали мне на все мои смутно-тревожные вопросы о жизни, о смысле её, божественности её, потусторонности её. Я узнала, угадала этот ответ в этих пытливых, ясных, спокойных глазах, и судьба решилась».

Глаза Франка впечатляли и других, даже не столь близких ему людей. Антон Владимирович Карташёв вспоминал о первых встречах с Франком в конце 1904 – начале 1905 года: «Медлителен, неговорлив, с тихим голосом. Бесстрастен, нерезв, нешутлив. Выразительно, лучисто улыбался лишь своими большими выпуклыми глазами. Казалось: вот такой был Адам. Такова порода первых восточных людей. Что-то по природе почтенное, даже величественное».

О своей первой встрече с Франком в ноябре 1934 г. швейцарский психиатр и психолог Людвиг Бинсвангер вспоминал так: «Я читал о Гераклитовом понятии человека. В течение всей лекции я видел две пары глаз, так напряженно и с таким пониманием направленные на меня, что я и сейчас живо вижу их перед собою. Это были глаза пожилого человека и другого – более молодого». Молодым был голландский профессор Хендрик Пос, а «пожилым» был 57-летний Франк.

Глаза, взгляд, усмотрение, ви́дение – все эти слова в философии Франка являются не просто терминами, обозначающими физические явления. Это философские понятия, или лучше – образы, характеристики исконной, внутренней связи человека с истинным бытием. Осознание непостижимости этой первичной реальности означает, что «мы вдруг начинаем видеть другими глазами и привычный нам предметный мир, и нас самих: всё знакомое, привычное, будничное как бы исчезает, всё возрождается в новом, как бы преображённом облике, кажется наполненным новым, таинственным, внутренне-значительным содержанием». Это духовное действие Франк часто называл, ссылаясь на Платона, «поворотом глаз души». Постоянное соприкосновение с эмпирией, с предметным миром, давящим своей неотменимостью, непроницаемостью и противостоянием, как бы «замыливает глаз», делает человеческую душу невосприимчивой к первичному, истинному бытию. «Но стоит нам воспринять его как таковое, как бы раскрыть глаза и увидать его, как мы ощутим вечное и вездесущее присутствие в нашем опыте, во всей нашей жизни безусловно непостижимой тайны». Это Непостижимое присутствует в нашем – во всяком! – сознании «с последней, абсолютной очевидностью, если у нас только есть глаза, чтобы увидать его».

Эта тайна, однако, не из тех тайн, которые открываются каким-то вполне материальным «золотым ключиком», в поиске которого и в борьбе за который люди часто готовы предать, или даже убить друг друга. Эта тайна сродни той, которую, по словам пророка Исайи, не ищут и о ней не вопрошают, ибо если её ищут и о ней вопрошают, то «не находят её, как мы не могли бы найти наших собственных глаз, если бы стали искать и думали найти их где-то вовне перед нами». Эта тайна открывается тем, кто «умеют держать свои глаза открытыми».

Глаза Франка видели глубину реальности. О его мистическом опыте – отдельный разговор. Здесь лишь упомянем о его последних записях и последних свидетельствах. Весной 1950-го года Франк фиксирует свою основную философскую интуицию, опытно пережитую: «эта последняя глубина реальности есть высшее, верховное, святое. Нечто родственное мне и высшее и святое – есть абсолютная первооснова всяческого бытия». А в разгар последней болезни, в конце октября того же года, Татьяна Сергеевна записывает такие слова мужа: «Я смотрю мимо мира – знаю, что живу в мире любви, она меня пронизывает всего».

Вместе с тем, и живые человеческие глаза были для Франка не просто символом, метафорой, но и конкретным, непосредственным проводником той самой непостижимой реальности. Она раскрывается «в тайне живых человеческих глаз, на нас устремлённых». Именно через глаза, через взгляд происходит познание «ты», «живая встреча с ним». Отношение «я–ты», а вместе с ним и взгляд человеческих глаз, оказываются в философии Франка неким фундаментальным, первичным проявлением реальности. «Встреча двух пар глаз, скрещение двух взоров – то, с чего начинается всякая любовь и дружба, но и всякая вражда, – всякое вообще, хотя бы самое беглое и поверхностное “общение” – это самое обычное, повседневное явление есть, однако, для того, кто хоть раз над ним задумался, вместе с тем одно из самых таинственных явлений человеческой жизни, – вернее, наиболее конкретное обнаружение вечной тайны, образующей самое существо человеческой жизни».

В сентябре 1949 года Семён Людвигович послал своему другу Людвигу Бинсвангеру свою фотографию – отмечая тем самым 15-летие их дружбы. В ответ швейцарский психолог написал: «Ваши глаза смотрят так ясно и здоро́во как в свое время в Амстердаме, где я видел Вас, смотрящего на меня столь лучезарно и воодушевленно, во время своего доклада по Гераклиту».

Семён Людвигович продолжает точно так же смотреть на нас сегодня с этих фотографий, как бы подсказывая, как надо открывать глаза души.

Геннадий Аляев