Проект реализуется с использованием гранта
Президента Российской Федерации
16 августа 1923 г. Преров1.
Prerow, 16 Августа 1923.
Родная моя, сегодня не имел от вас вестей, и мне скучно. А ты мне вообще ни разу не написала.
Я живу хорошо и теперь только понимаю, что настоящим образом и отдохнуть, и поработать можно только без детской компании. Жалею тебя, бедную, что тебе так и не пришлось отдохнуть. Хорошо было бы, если бы ты действительно выбралась с Васенькой2 – только у Hanneman3 поселиться нельзя из-за коклюша, надо было в Strandhotel’е4. Впрочем, это, вероятно, останется в области мечтаний. Но я был бы рад этому и для тебя, и для себя. – А Т<атьяны> Сав<ельевны>5 почему-то нет, нет и телеграммы от неё. Я ей телеграфировал с просьбой прислать в Strandhotel телеграфное уведомление о дне приезда; там есть комнаты, но их могут снять.
Живу я строго размеренно, встаю рано, гуляю немного, пока убирают комнату, занимаюсь исправно – пишу много – до 12 ч., потом иду купаться, а после послеобеденного чая – гуляю в лесу. Лес тут действительно замечательный – есть дивные лиственные части. Вечером, после ужина, в гостях у Бердяева или Зайцевых, тут же в доме6. Кормит меня Frau Hanneman превосходным и даже чрезмерно сытным ужином, не знаю, сколько возьмет. Меньше 1 милл<иона> в день не проживешь (один обед стоит 450 т<ысяч>) – и это теперь чуть не ½ доллара7. Но и в смысле поправки, и в смысле работы, это окупается.
Посылку получил вчера вечером, спасибо. Сахар очень пригодился, п<отому> ч<то> здесь и конфет нельзя достать. Лавок здесь меньше, чем в Zingst’е8, и они так разбросаны – до иных 2 версты – что самостоятельное хозяйство здесь было бы вести затруднительно.
Завтра или послезавтра я кончаю статью о русской философии9 и тотчас же принимаюсь за следующую, для сборника Вышеславцева10.
Как вы живете? Как ни хорошо здесь, а я по вас всех очень скучаю, и чувствую, что долго один жить не могу. Близятся Алешины экзамены11 – он все в том же настроении?
Прошу всех, кто меня любит, написать мне хоть несколько строк – только Васенька может не писать. Как он? Что новенького?
Как ты себя чувствуешь, родная моя? Тут за мною сильно ухаживает старушка Евг<ения> Юд<ифовна>12, но я стоек и тебе верен.
Горячо обнимаю тебя, всю папуасскую компанию и Васюточку.
Пишите мне!
Твой Семен.
Пересылаю записочку Лид<ии> Юд<ифовны>13.
_________________________________________
18 августа 1923 г. Преров.
Prerow, 18 Авг<уста> 1923.
Родная моя, сегодня я дописал свою открытку в ресторане, тотчас же по прочтении твоего письма и разговора с Т<атьяной> Сав<ельевной>. Боюсь, что я недостаточно убедительно тебе написал, и потому посылаю вдогонку эту открытку. Приезжай сюда с Васенькой. В четверг здесь освобождается комната в хорошем пансионе, куда поселяется Т<атьяна> Сав<ельевна>, где хорошо кормят и дешево1. Сейчас всего 1.100.000. Проживем вместе недельку, а если все будет хорошо и не очень потранжирим деньги, то и дольше (я собирался возвращаться в конце августа; с 20го цена билета повышается вдесятеро, а с 1го, говорят, умопомрачительно). В пятницу, кажется, едет Илья Исаак<ович>2, но по-моему тебе дожидаться его нечего – терять время. Возьми перед отъездом в банке милл<ионов> 20 и на всякий случай еще 5–10 долл<аров> с собой. Здесь меняют очень плохо, я выписал из банка, велел разменять 3 долл<ара> (ты их, кстати, спроси, was beträgt jeht das Konto von meinen Mann3, т<о> е<сть>, сколько у меня лежит там нем<ецких> денег, после размена). Детям оставь деньги, и сговорись с Ил<ьёй> Ис<ааковичем> и его братом4 (телефоны у Витюши5), чтобы они их снабдили в случае надобности. Васеньке, конечно, несколько теплых ванн большого значения не имеют, но я очень хочу, чтобы ты отдохнула от шума старших ребят и хозяйства.
Итак, я жду, только уведомь меня вовремя, чтобы я встретил тебя на вокзале. Бери минимум вещей, чтобы справиться с ними и Васенькой. Целую, обнимаю и люблю.
Твой Семен.
__________________________________________
21 августа 1923 г. Преров1.
Prerow, 21 Авг<уста> 1923.
Родная моя, вчера получил 2 твоих письма – днем, на к<ото>рое ответил припиской на вчерашней открытке, и вечером, со многими вложениями2. Писать нужно о многом, но утром я занимаюсь, только выбрался выкупаться и пишу тебе эти строки из кабинки Т<атьяны> Сав<ельевны>3, а вечером напишу больше. Прежде всего, поздравляю моего дорогого и почтенного папуаса с выдержанным экзаменом; спасибо, что не посрамил старика-отца4. За это ему должен быть подарок. Теперь, другое существенное: прошу тебя не экономить сверх меры и себя не лишать ничего существенного. Мой принцип всегда один: без лишнего прожить можно, и счастья оно не прибавит, но беспокоиться о деньгах и дрожать над ними нелепо, и все, что существенно для жизни, без колебаний расходовать. Поэтому прошу тебя убедительно. 1) Тотчас же сговориться с Вал. Вас. и приспособить ее к Васеньке5. 2) Заказать себе зимнее пальто – Т<атьяна> Сав<ельевна> рассказала мне про глупую историю – и купить башмаки по вкусу, и по ноге, чего бы это ни стоило. Ассигнуй на себя и свой туалет хоть 25 долл<аров>, к<ото>рые придут от Л<юдмилы> Павл<овны>6, а я тебе их авансирую. Вот у Бердяева украли пальто, и он думает, что дешевле 30 долл<аров> не купит. Насчет твоего приезда думаю, что он вряд ли состоится, и не решаюсь звать тебя – как я уже писал, простуд и болезней тут масса. Но и здорово вздорожало: Т<атьяна> С<авельевна> в пансион не переселяется, т<ак> к<ак> там теперь стоит свыше 4 милл<ионов> на человека в день, осталась в Strandhotel’е. Там сейчас 2 1/2 милл<иона>, но очень неуютно и кормят плохим ужином. Я устроился лучше всех, т<ак> к<ак> хорошо обедаю в Strandhotel’е (700.000!), а ужином очень обильно и вкусно у Hanneman’ше. Хлеб и масло сам покупаю.
Приеду я назад во всяком случае не позднее последнего срока, который можно будет продлить с билетом, и дал<ее> 31, т<о> е<сть> не позднее 2го, вероятно, раньше, разве уж очень хорошая будет погода. Новость. Бердяев и я приглашены на съезд Y.M.C.A. в Прагу, в начале октября7. Если итальянская поездка состоится8, то надо будет это соединить. Я не понял из письма, что же в банке ты велела продать доллары и только денег не взяла вперед, или нет. Подписывала ты там что-нибудь? Это какое-то недоразумение, не может быть, чтобы за 4 долл<ара> дали 3 милл<иона>.
Ну, вечером напишу больше, не хочу оставлять без письма. Целую, обнимаю крепко всех.
Твой Семен.
_________________________________________
21 августа 1923 г. Преров.
Prerow, 21 Авг<уста> вечером.
Родная моя, сегодня утром написал тебе открытку1, а сейчас вечером перед сном сажусь писать. Как ни странно, но для больших писем и здесь не нахожу времени, и ряд писем все откладываю. Утром пишу 2 ½ часа, потом иду купаться, после обеда сплю, потом большая прогулка по лесу, прихожу утомленный, после ужина пью чай у Бердяевых и хочется перед сном почитать немножко. Через несколько дней кончу свое писание, тогда будет больше времени2. – Сегодня 8 дней, как я здесь, и могу сказать, что не даром прожил – во-первых, кажется, здорово поправился и даже потолстел от усиленной еды, а затем – много поработал – ежедневно писал 4–5 страниц (на доллары, статья 10 долл<аров> за лист, примерно в день вырабатываю 2 ½ дол<лара> – а проживаю ½ дол<лара>, теперь еще меньше). Я написал теперь статью «Основная идея русской философии» (итальянск<ая> лекция)3 и пишу для сборника, изд<ательства> YMCA, статью «Религиозный смысл русской революции», скоро кончу4. Я думаю сделать так: статья «Основн<ая> идея русск<ой> фил<ософии>», которую все равно нужно перевести по-французски, помещу через Габриловича5 в Mercure de France6, а для американцев напишу отдельно – изложение моей собственной философии – это мне совсем легко сделать, только надо мою книгу иметь под руками7. Напишу уже в Берлине. Теперь, когда я физически оправился, мне легко пишется. Только, кажется, уж и тем в голове не остается, надо передохнуть, почитать и подумать. Еще придется в Праге – в открытке я тебе писал о приглашении8 – прочитать публ<ичную> лекцию, не знаю еще о чем, ее тоже можно будет записать и тиснуть где-нибудь – все доход лишний. За краткий летний отдых я написал уже всего около 8 печатных листов – это изрядно.
Познакомился я здесь с Мар<ией> Моис<еевной> Гуревич9, она мне уже выписала какие-то гомеопатические пилюли от бессонницы, – говорит, что она легко могла бы вылечить меня своим методом, но ей некогда, больше 4 человек в день она не лечит, и отбою нет от больных. Рассказывает о своей практике очень интересные вещи. Как духовный тип, она, несмотря на всю свою святость, мне не очень нравится (хотя она очень милая), но что её лечение вообще вероятно гораздо основательнее и успешнее обычного докторского лечения – я в этом уверен. Я хочу непременно зимой тебя к ней свести – все твои болезни она сразу рукой снимет. Между прочим, старушке Ир<ине> Вас<ильевне>10 она принесла какую-то чистую глину из Harz’a11 – просто жевать и глотать, говорит, что это замечательное средство против кашля и всякого воспаления слизист<ых> оболочек. Бедная Ир<ина> Вас<ильевна> по ночам совсем погибает от форменного коклюша, Евг<ения> Юд<ифовна> с ней и не спит целыми ночами; и у Лид<ии> Юд<ифовны> похоже, что тоже коклюш. Несчастная, и еще при их мнительности, у них только и разговоров, что о болезни.
У меня составился уже проект-мечта, по образцу твоих – на Рождество приехать сюда, к Hanneman’ше, с Наташенькой и Васюткой; а мальчиков отдать здесь же в Prerow’е в общежитие молодежи, которое здесь имеет один очень симпатичный и «передовой» немецкий педагог, доверительно очень славный и разумный12. У него кружок ищущих духовной жизни юношей, начиная со студентов и кончая мальчиками 12-ти лет, трудовая община – они все делают по дому сами, рубят дрова, готовят еду, и сообща, и взрослые, и мальчики, беседуют на всякие темы, и религиозные, и философские, и политические. Я был у него и получил хорошее впечатление, а потом мы сделали вместе большую прогулку, я повыспросил его обо всем и остался им доволен. Это – очень интересное новое явление немецкой духовной жизни; как водится у немцев, он и одевается особенно – короткие штаны, чулки и туфли и какой-то особый старомодный кафтан с свободным отложным воротничком – очень мило.
Хотя я провожу время производительно, но скучаю по тебе и дому здорово, и чувствую, что все-таки – как ни тесно нам, и как ни устаешь от шума большой семьи, а жить можно только вместе, только тогда жизнь имеет смысл. До женитьбы я вжился в отшельническое настроение, а теперь отвык от него и чувствую себя непригодным к нему. Боюсь, что как только кончу писать, затоскую и долго не усижу. Нет, уж мы, родная моя, так прилепились друг к другу, что до смерти не отлепимся, авось и после смерти также.
А ты, бедная, скучаешь по вечерам? Отчего ты не запишешься в библиотеку – пусть Витюша берет для тебя тоже книгу. Я здесь перечитываю на сон грядущий Лескова – дивное чтение. Витюше я советую взять «Соборяне» Лескова и читать вслух детям, это такая чудесная вещь, и так веет родиной, и такие сочные русские типы, которые и Алешеньке понравятся13.
Я еще не написал в YMCA, чтобы там выдали деньги14. Одновременно с этим письмом напишу Кульману15, а вы позвоните кассиру. Ты сама поезжай на № 94, он прямо довозит до моста, кассир бывает до 5 часов, возьми паспорт на всякий случай – в случае какого-либо недоразумения обратись к Кульману, или Пьянову16, или Ал. Ал. Боголепову17, или к Ященке18 – они тебе помогут. Предварительно позвоните по Kurfürst 52–66, соединить с кассиром – с ним по-русски разговаривать. Педагогически полезно взять эти деньги (30 долл<аров> за август) пораньше.
Ну, родная моя, целую и обнимаю тебя крепко – не бойся, я так же мало могу жить без тебя, как ты без меня, нам уж форсить не пристало, а откровенно признаваться, что Бог нас веревочкой крепко привязал друг к другу. Если очень соскучишься или что будет неладно, выписывай меня без сожаления, я уж чувствую себя бодрым и здоровым; а если все будет ладно, потерпим еще, наберусь побольше сил – за зиму еще придется растрепаться. Я в душе уже почти окончательно решил бросить правление Института19, и эти 10 долл<аров> – будут ли они еще? – зарабатывать писанием. Это и легче, и достойнее, и производительнее. А YMCA, даст Бог, положит нам долл<аров> 50 – не помрем20.
Обнимаю, целую тебя и всю молодую компанию. Что мой Васюточка, моя прелесть, как поживает; не знаю, что ему отсюда привезти – ничего здесь нет.
Будьте все здоровы и пишите мне.
Твой Семен.
___________________________________________