В последнем ежедневнике С. Л. Франка (1950-го года) среди намеченных для дальнейшей разработки тем (да, да, философ не переставал творить до последних физических возможностей) есть такая запись:

«Жизнь личности ‒ basso ostinato среди беспорядочной игры звуков».

Basso ostinato – итальянский музыкальный термин, буквально – упорный бас, в многоголосной музыке ‒ повторяющаяся в нижнем голосе мелодико-ритмическая фигура, на фоне которой обновляются верхние голоса. Иначе говоря, личность – это всегда самостоятельность, самостояние, упорство в самосохранении и саморазвитии, творчестве и жизни. Эта идея была сквозной в философии Франка, хотя и выражалась им в разных контекстах. Ещё в 1905 году он писал: «Личность для нас священна, как живая и вечная лаборатория духовного творчества, как единственная на земле реальная точка, в которой и через которую действует божественный дух». Позднее он принял христианство как веру в святость человеческой личности – т. е. утвержденность человеческой личности в самом Боге, что означало одновременно абсолютную обеспеченность и святость начала личности. Если можно и нужно судить человеческие поступки, то личность, как таковая, оказывается неподсудна никому, кроме себя самой и Бога – в этом, по Франку, «великая хартия вольности христианской морали».

Однако в приведённой выше формулировке темы 1950-го года хочется обратить внимание на другой момент – а именно, на музыкальный язык, который раскрывает личность самого Семёна Людвиговича. Он всегда любил музицировать – и это было, очевидно, не простым развлечением. Вот несколько свидетельств. Сводный брат Лев Зак вспоминал старшего брата Сеню «в нашей гостиной в Канавине (предместье Нижнего, где мы жили) за роялью» (очевидно, во время приездов Семёна – студента Московского университета – на каникулы в 1895–1899 гг., когда Льву было от 3 до 7 лет). Леонид Габрилович (он же – Галич) напоминал в письмах к Франку вначале 1950-го о периоде их дружбы в 1906–1907 гг. – как «Вы садились за рояль и импровизировали». А вот уже период эмиграции: «После чая Франк садился за пианино. Его любимыми композиторами были Бетховен, Шуберт, Моцарт и Чайковский» (Ф. Буббайер).

Но повторимся – музыка для Франка была не просто увлечением, заполняющим время. Музыка была для него откровением той самой реальности, которую он словесно выражал в своих книгах как абсолютное бытие и Непостижимое. Восприятие музыки он приравнивал к религиозному опыту, или опыту веры. Правда, музыка музыке – рознь, причём в двух отношениях. Во-первых, к религиозному опыту может быть отнесена, по сути, только классическая музыка. Речь идёт как о качестве самой музыки, так и о внутренней глубине личности, её воспринимающей: «Человек, который оценивает, например, простую песенку или банальный фокстрот выше фуги Баха или симфонии Бетховена, так же очевидно свидетельствует о своей некомпетентности, как в области зрения – слепой или близорукий». Некоторые виды современной музыки Франк даже относил к «новому варварству» («музыка джаз – ритм и шум»). Наверное, в этом месте любители шансона или джаза будут разочарованы. Но, в конце концов, можно принять во внимание и какие-то субъективные предпочтения…

А теперь во-вторых – и тут дело идёт уже о нюансах восприятия только музыкальной классики: «Музыка Бетховена открывает нам какую-то героическую эпопею духа – скорбь, мятеж, титаническую борьбу – и горестную судьбу духа и блаженство его торжества. Музыка Баха как бы отверзает нам небеса и в переливах голосов показывает нам чистую, прозрачную, возвышенную красоту некой нездешней эфирной орнаментики. Через музыку Моцарта мы становимся причастниками детской чистой игры неких ангельских существ, в прелести которой очищается и просветляется вся скорбь бытия».

Очевидно, что здесь мы имеем дело не только с субъективным музыкальным вкусом, но и с конкретной, чисто личностной, и одновременно объективно значимой интуицией реальности. И уж настоящим аккордом – в продолжение этой цитаты – звучат слова Франка, записанные Татьяной Сергеевной: «Слушая скрипичный концерт Моцарта, и если ты меня спросишь, почему я верю в Царство Божие – вот потому, что Моцарт есть и его музыка лучшее доказательство».

Если же кого-то заинтересует – что именно, т. е. какие произведения Моцарта, Бетховена или кого-либо ещё любил Семён Людвигович (и прозревал через них Царство Божие!), то на этот счёт есть его собственноручное свидетельство. Но об этом – уже в другой раз…