После революции прошло 20 лет, саратовцы пережили войну, голод, разруху, раскулачивание, индустриализацию, коллективизацию, еще один голод и, казалось бы, от прежней жизни не должно было остаться ничего. К середине 1930-х годов уже не было деревень, не ставших колхозами, в школы ходили пионеры, а на заводы – комсомольцы. В церквах открылись клубы, и попы с муллами – те, которых не устранили физически, – были отстранены от важнейших социальных процессов – свадеб и похорон. Всюду проникло государство, перемалывая традиции и с невероятной настойчивостью внедряя новые обряды, причем, в самых интимных сферах.

Как там у классиков?

«Девица в длинном жакете, обшитом блестящей черной тесьмой, пошепталась с мужчиной и, потея от стыда, стала медленно подвигаться к Ипполиту Матвеевичу.

– Товарищ, – сказала она, – где тут...

Мужчина в пиджаке радостно вздохнул и, неожиданно для самого себя, гаркнул:

– Сочетаться!

Ипполит Матвеевич внимательно поглядел на перильца, за которыми стояла чета.

– Рождение? Смерть?

– Сочетаться, – повторил мужчина в пиджаке и растерянно оглянулся по сторонам».

К свадьбам – то есть бракосочетаниям на новоязе – мы еще вернемся, а пока – о борьбе с пережитками в области погребения. Отсталость и несознательность коренились даже в таких оплотах материализма, как административно-хозяйственный отдел Саратовского УНКВД. 14 августа 1937 года коммунист Говорухин доносил в партком:

«Месяц или полтора назад т. Лопатников взял у меня автомашину для перевозки умершей матери из Саратова в деревню. Когда машина пришла на базу поздно, на мой вопрос шоферу об опоздании, шофер т. Фомичев ответил, что когда везли мать в деревню, то захватили с собой попа и с ним хоронили мать, поэтому и запоздал. До сих пор не сообщил об этом, потому что не знал, что Лопатников член ВКП(б)».

Донос коммуниста на товарища по партии поступил во Фрунзенский райком, но дальнейшую судьбу Лопатникова выяснить не удалось. Возможно, он отделался проработкой на партсобрании, все-таки отпевание матери – это не троцкизм.

На вернемся к свадьбам. Точнее, к той упрощенной процедуре, которая пришла на смену сложноорганизованному действу, в которое вовлекались десятки фигурантов, от родственников до соседей.

Итак, Зощенко, «Свадебное происшествие»:

«Володька, можно сказать, толком и не разглядел своей невесты. Он, по совести говоря, без шляпки и без пальто ее никогда даже и не видел. Потому все главные события на улице развернулись.

А что перед самой свадьбой Володька Завитушкин заходил со своей невестой к ее мамаше представляться, так он не раздеваясь представился. В прихожей. Так сказать, на ходу.

А познакомился Володя Завитушкин со своей невестой в трамвае. Дней за пять до брака».

И если даже городские жители терялись в новой упрощенной реальности, то что говорить о вчерашних крестьянах, которым никто не объяснил, что их «мир насилья» разрушен «до основанья», и на каждую традицию придумана статья уголовного кодекса.

«Балашовской Райпрокуратурой закончено следствие по делу о продаже в замужество девочки-казачки Тлегеновой.

В 1924 году у Тлегеновой умерли родители, после чего она осталась на иждивении у своего брата Тлегенова. В 1932 году умер и брат. Тлегенова осталась жить у жены брата – Дусперен Дучуган, которая в 1934 году продала за 100 рублей тринадцатилетнюю Тлегенову в замужество некоему Досферган Жунбаг.

Все эти лица приехали на работу в Аркадакский р-н Саратовского Края на строительство железной дороги.

В 1935 году девочка Тлегенова убежала от своего мужа, и Политотдел устроил ее в Аркадакский детдом, откуда она была переведена в Балашовский детдом.

Через некоторое время жена ее брата Дусперген Дучуган уговорила Тлегенову возвратиться к ней, обещая воспитывать ее у себя. Та согласилась. Через некоторое время Дусперген вновь отдала девочку Тлегенову ее прежнему мужу, который возобновил с ней связь, а так как Тлегенова не соглашалась на это, он прибегал к насилию, не давал есть, а в последнее время избивал.

Тлегенова заявила об этом Пинеровскому с<ель>совету, Балашовского р-на.

Тлегеновой оказана материальная помощь и она направлена в Балашовский детприемник НКВД.

Дело о Досферган и Дусперген передано в Народный Суд. Досферган арестован».

Докладную записку о злоключениях юной казашки направил уполномоченному комиссии партийного контроля краевой прокурор Семен Пригов в марте 1936 года. Эта комиссия во главе с Александром Яковлевым была создана Москвой для того, чтобы уравновесить огромное влияние Саратовского крайкома. И если главный прокурор решил поставить в известность о происшествии «альтернативного» главу региона, значит ранние браки среди казахов были делом либо массовым, либо вопиющим.

Впрочем, от мусульман не отставали и вчерашние православные. За несколько дней до дела Тлегеновой краевая прокуратура обратила внимание на происшествие в селе Ершовка Воскресенского района.

Прокурор Пригов снова написал заявление в комиссию партконтроля:

«Представляю материалы, относящиеся к так называемой категории «человеческих документов» и характеризующие последние остатки пережитков и застойности деревенского быта.

Народный Суд, к сожалению, не смог в данном случае подняться над уровнем средневековых понятий и удовлетворил иск в погашение «убытков», возникших вследствие несостоявшегося брака.

Все документы представляются с соблюдением орфографии».

Краевой прокурор пришел в ужас от иска некоего Степана Киселева к сбежавшей невесте. «Человеческий документ» приводится полностью.

«Настоящим прошу Воскресенский Районный Народный Суд разобрать мое дела. Рабочая в качестве комбайнера Елшанской МТС при отпуске меня Дирекцией Елшанской МТС на призыв 1913 года от 2 октября, после окончания призыва, я, Киселев, решил жениться, так как на моем иждивении одна единственная престарелая 70-летняя старуха мать, которая при своей старости не могла и не может управлять хозяйством, в силу таких семейных обстоятельств я решил жениться, освободить старуху от хозяйственных забот. 14 октября 1935 г. я, Киселев, стал иметь договоренность с гражданкой с. Ершовки АНАНЬЕВОЙ Евгенией Андреевной, с объяснением ей в любви и быть подругой жизни, т.е. выхода ее за меня замуж, где последняя дала мне, Киселеву, согласие быть женой незаменимой подругой жизни, где у нас с Ананьевой тянулось дело с 14.Х по 19.X с.г. Сперначала Ананьева при посылке сватов определенно в выходе за меня замуж отказывала, но почему то дело тянула пять дней. Восемнадцатого октября была сделана окончательная договоренность, пойдешь замуж или нет, то Ананьева дала предлог таков, чтобы на завтра 19.X с.г. утром приходи договариваться, где мной были посланы сватья для производства договоренности. Когда мои сродники стали иметь договоренность, то Ананьева запросила с меня большую кладку, на что я не располагал своим заработком и решил было отставить женитьбу. Вечером 19.Х с.г., примерно в 10 вечера, брат и сноха Ананьевой – Ананьев Владимир Андреевич и Ананьева Анна Ванифатьевна пришли ко мне в квартиру и стали мне объясняться, что они желают выдать за меня замуж свою сестру, где сказали, иди сейчас же к нам договариваться. Кладку мы никакую не возьмем и ничего не надо, дело за тобой, или сейчас же и будем гулять. Тут я решил уже окончательно жениться. Когда пришли в дом Ананьевой со своими сродниками и стали договариваться в кладке, где Ананьевы выговорили с меня срядь для моей будущей жены одеяло, галоши и 6 литров водки. Когда запили запой, дело шло по-хорошему до 24.X с.г. Моя мать 24.Х утром пошла к нареченным своим сватьям Ананьевым, чтобы договориться о дне вступления в брак, т.е. чтобы окончить дело, т.е. сойтись на семейное жительство, день вступления в брак был назначен 25.Х с.г., то моя нареченная невеста Ананьева Евгения Андреевна назначенный день откладывала до 27.X, мативируясь тем, что она не готова, говоря, что я севодня ухожу в с. Вязовку (за отрезом на костюм), но в результате всего этого моя невеста в Вязовку не пошла, а задумала выйти замуж за другого за гражданина с. Ершовки РЯБОВА Григория Сергеевича. Примерно, часов 12 дня нам передали, что Ваша невеста вышла замуж за другого, когда мы пошли в Ананьевой, чтобы узнать в чем дело, и действительно ли это дело так, то мать и брат Ананьевой мне сказали, что она ушла в Вязовку, всячески уверяли, что такого положения дела нет, она в Вязовке, даже говорили, что в таком случае надо поехать за ней в село Вязовку розыскивать, но я в недоверчивости им стал настаивать, чтобы сказали, где моя нареченная невеста, то в силу моих требований было одной из снох Ананьевой сказано, что она утром была у нас. Когда стал я подходить к квартире брата Ананьева Петра, то по измененному лицу стушевавшей снохи я сразу определил, что моя невеста находится у них, когда стал подходить к дому Ананьева Петра и расположенного рядом с ним пустыря нежилого дома, то здесь мы обнаружили мою невесту с новым ее женихом Рябовым Григорьев Сергеевичем. Я стал ей говорить чего ты делаешь, почему не сказала сразу, что я не пойду замуж. Она твердо мне заявила, что за тебя я не пойду и жить с тобой не буду. Я ей сказал – так будь добра возврати мне расходы, которые я израсходовал на тебя, которых вышло у меня всего Р. 195, последняя о возмещении мне расходов категорически отказалась.

Расходы произведены следующие:

1. запой и угощение невесты 8 лит. водки на сумму Руб. 94
2. подарок самой невесте помада, духи, туфли всего руб. 27
3. угощение братьев Ананьевой и всех ее сродников руб. 36
4. припас рыба и другие продукты всего руб. 38
5. Всего произведено расходов на сумму руб. 195

А поэтому, на основании вышеизложенного прощу народный суд взыскать в мою пользу причиненные убытки с Ананьевой и ее мужа Рябова Григория Сергеевича в сумме Руб. 195.

Кроме этого прошу взыскать в мою пользу Руб. 50 за БЕСЧЕСТЬЕ И НАСМЕШКУ. В чем прошу не отказать в моей просьбе по данному делу. Прощу вызвать в качестве свидетеля КИСЕЛЕВА Николая Егоровича».

Как ни странно, вся эта колхозная феерия дошла до суда. Сохранился и протокол судебного заседания:

«25 января 1936 г. Нарсуд Воскресенского района Саратовского Края в составе председательствующего РАЗБЕГАЕВА при секретаре БОРЗОВЕ

разбирал в открытом судебном заседании дело по иску гр-на села Ершовки КИСЕЛЕВА Степана Егоровича к гр-нам села Ершовки АНАНЬЕВОЙ Евгении Андреевни и Рябову Григория Сергеевича о долге 245 р. Стороны в суд евились свидетель тоже отводу суду не заявили ходатайств тоже Свид. 95 ст. предупр. из зала удален. Пред. суда дело доложил.

Исцец КИСЕЛЕВ Степан Егорович 21 года, грм., б/парт., имеет имущество дом, корову, по делу поеснил иск поддерживает, мы сделали четыре вечера на вине на моем убыток 195 рублей, запой 90 руб. подарок невести 27 руб. и др. расходы.

Ответчица АНАНЬЕВА Евгеня Андреевна 1916 г. рождения, м/гр., б/парт., по делу поеснила я за него замуж идти не соглашалась, потом пошла вино мы с него выпили только четверть вина и подарок подаренный им потом я от него ушла.

Свид. КИСЕЛЕВ Николай Егорович, 40 лет, м/гр., б/парт., по делу поеснил она вышла замуж выпив вина ведро, и купил подарок, закуска и делала запой.

Истец и следствию не чего не добавил, ответчик к следствию добавила расход за четверь вина и подарок я уплочу.

В заключение исцец просит взыскать полностью ответчик не чего не скажет».

Жаль, обойден вниманием размер кладки – так у русских назывался мусульманский калым за невесту. Гуманные народные заседатели встали на сторону пострадавшего, напрасно поившего водкой несостоявшуюся родню:

«Данными судебного следствия суд приняв во внимание в деле документов Суд установил, что КИСЕЛЕВ усватал гражданку Ананьеву, последний произвел вынужденный расход давал ей вотдки одну четверть стоит 30 руб., преподнес подарок как невесте туфли, пудра и духи стоимость 27 руб. а в отношении остального гражданского иска и к Рябову Григорию Сергеевичу не доказан, так как убыток произведен с обоих сторон, потому суд, руководствуясь ст. 315 и 186 ГПК РЕШИЛ:

Взыскать с АНАНЬЕВОЙ Евгеньи Андреевни произведенного убытка ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ рублей и судрасходов Пять рублей».

Прокурор Саратовского края Семен Пригов вынес протест с требованием прекратить это дело, и как в дальнейшем строились отношения между односельчанами Ершовки, мы уже не узнаем.

На следующий год и Пригов, и начальник КПК Яковлев были арестованы за антисоветскую деятельность, расстреляны и закопаны вообще без всяких обрядов. Впрочем, к приведенным делам это никак не относится.

Алексей Голицын