Традиция требует помещать любое явление в контекст. И чем ярче явление, тем неожиданней может оказаться среда, в которой оно существует. Саратов в период революции и Гражданской войны еще оставался по инерции культурным городом, но интеллигенция играла в нем все менее заметную роль. Активных военных действий здесь не было, поэтому в город эвакуировали раненых с окружающих фронтов. Саратов был наводнен выздоравливающими красноармейцами. Несмотря на разруху, выходили газеты, печатались многочисленные листки – иногда невероятные по внешнему виду и содержанию.

В ближайших выпусках «Окрестностей» посмотрим на те, которые не пошли на самокрутки.

Начнем с «Вестника Культпросвета «ЗОВСУ». О том, что аббревиатура расшифровывается «Западного Округа Военно-Санитарное Управление», Google не сообщает, и в самом «Вестнике» об этом тоже ничего не говорится. Видимо, издан он был исключительно для внутреннего пользования, но при этом тиражом 2000 экземпляров.

20 страниц на ужасной бумаге напечатаны 25 ноября 1920 года к окружному съезду комиссаров в Саратове. Выходило ли издание в дальнейшем – неизвестно.

Девиз Вестника – «Оздоровление трудящихся – есть дело рук самих трудящихся». До «дела рук самих утопающих» еще 8 лет и понятно, что «Двенадцать стульев», написанные в 1928 году – не сатира, а кондовый реализм.

Открывается Вестник, вопреки названию, не культпросветом, а политпросветом.

Так, по мнению издания, «съезд комиссаров санучреждений призван разрубить Гордиев узел, висящий над нашими политработниками на местах и придать нашей работе стройную организационную систему». Суть Дамоклова меча, который несколько пацифистски назван здесь Гордиевым узлом, заключается в том, что «двойная подчиненность военкомов, с одной стороны, вышестоящему комиссару и соответствующему политоргану, с другой стороны, давали простор ведомственным трениям, которые создавали слишком тяжелые условия для работы на местах. Военкомам приходилось работать ощупью, лавируя между распоряжениями одного и другого. Такая атмосфера делал невозможной какую бы то ни было продуктивную работу. С другой стороны, нужно признать совершенно нецелесообразным существование самостоятельных Политпросветов при Эвакопунктах наряду с другими более мощными организациями Погубов. Поскольку идейное руководство всей революцией остается неделимым и принадлежит ЦК нашей партии, таковое в частях Красной Армии должно исходить из наших Политорганов Погубов, являющихся его представителями, но, принимая во внимание специфическия условия в Санучреждениях, на которых наталкивается проведение в жизнь руководящих указаний высших центров, последние приходится обособлять от всех других воинских частей. Уничтожая Политпросветы при пунктах, придется выделить при Погубах Сансекции возглавляемые Помвоенкомами пункты. Путем такого личного подбора мы добиваемся контакта между Погубами и Пунктами и уничтожаем вредный параллелизм».

Путем таких публикаций автор Вестника добивался, скорее всего, совершенно иного результата – резкого сокращения количества выздоровевших красноармейцев. Возможно, именно поэтому, а не из застенчивости, вступительная статья подписана «Ив. Эп.».

Красноармейцы на Коммунарной площади, 1920 г.

Погубы – это политические отделы при губернских военкоматах, и чем там закончилось дело с лавирующими помвоенкомами, думаю, дотошные историки рано или поздно выяснят. Потому что дальше в тексте начинают мелькать Санупры, и автор с тревогой отмечает «хаотическое переплетение взаимоотношений» между всеми этими органами.

В следующей заметке речь, наконец, заходит непосредственно о культуре. Стилистика следующего автора – С. С-П. – разительно отличается от Ив. Эп. «Свежий порыв весенняго ветра, – пишет он, – разрушив зимния рамы, ворвался в затхлую атмосферу российской действительности и сделал свое великое и правое дело, – он дал измученной стране чистую атмосферу воздуха, которым так искренно хотелось дышать для того, чтобы чувствовать жизнь».

Саргоробпом (общество помощи инвалидам войны, больным, раненым и демобилизованным красноармейцам при Саратовском горсобесе)

Затем начиналась философия: «Вырванное из рук меньшинства и завоеванное большинством право жизни и управления подчинило себе волю немногих и тем оправдало свое существование, приблизившись к относительной справедливости, долженствующей существовать, как нечто абстрактное в природе».

А затем чистая философия: «Если великий Кант, этот основатель философского критицизма, сдвинул с мертвой точки историю человеческой мысли и, по собственному сравнению, не открыл для ума новых миров, но поставил самый ум на такую новую точку зрения, с которой все прежнее представилось ему в ином и более истинном виде, то современные строители новых форм жизни, дав нам точную справку, касающуюся исторического места империализма, также как и Кант открыли нам новыя перспективы, на горизонте коих отчетливо выступают светлые блики без теней».

Интересно, раненые красноармейцы это читали? А раненые в голову красноармейцы?

Саратовский резервный полк перед отправлением против деникинских банд, 1919 г. (недалеко от нынешних корпусов СГТУ)

На третьей странице издания доктор Лапин рассказывает о санитарном просвещении в Красной армии. Делается рискованный вывод, что «никакие лекарства и принудительные меры не помогут отделу оздоровления, сколько просвещение и свобода». Где-то допущена опечатка, понятно, что речь идет о «деле оздоровления», но все равно какая-то сомнительная сентенция. Кого и от чего вылечило просвещение?

Тревогу вызывает и следующее сообщение: «Разве можно, например, допустить, чтобы какой-нибудь врач не понимал вреда от плевания на пол? И, несмотря на это, разве не приходится встречать, уже не говоря о здоровых, но даже и туберкулезных врачей, которые никак не могут отрешиться от этой дурной привычки?». Я думал, что проблема, описанная впервые в Домострое, была решена во времена Петра I, который законодательно запретил плеваться, и вдруг речь о врачах, пусть даже и красных…

Но доктор продолжает: «Должен быть объяснен и вред плевания и сморкания на пол, особенно с растиранием этих плевков ногою. Следует объяснить красноармейцам, что здоровый человек ни в плевании, ни в сморкании не нуждается вовсе. Поэтому все плевания и сморкания должны производиться только в особо поставленные плевательницы».

Постепенно, правда, товарищ Лапин поднимается до социологических обобщений. «Ко всему словесному, не имеющему практического значения, красноармейцы относятся обыкновенно с полным равнодушием и даже апатией, тогда как тот же вопрос, но затронутый при возможности непосредственного приложения его к жизни, обсуждается красноармейцами с живым интересом». Прямо дети малые, судя по описанию. И у каждого в руках винтовка.

Трудящиеся и красноармейцы на субботнике в пользу голодающих. 19.09.1921 г. (ныне улица Советская)

В культпросвете ЗОВСУ, оказывается, шла студийная работа. Были научно-литературные студии. И даже студии «искусства во всех его видах». Задачи были такие: 1) «разведка» талантов, 2) культивирование их, 3) создание кадра разведчиков-инструкторов Культпросвета.

«Студия должна быть щупом, буравом, осторожно и методично проникающим в народную толщу, пока не брызнет из нее живой фонтан дарований», – наставляет автор, некий Треплев. Зачем ему культпросвет? Не в то издание занесло эротомана Треплева. «Не смущайтесь, особенно сначала, выбивающейся мутью, вылетающим песком, камнями, – за ними забьет искрометная струя!» – обещает наш саратовский Барков. А я представляю лица красноармейцев.

Боевые дружины Губчека, Губисполкома, Губмилиции на площади Революции, 1918 г.

Раненых бойцов активно завлекали в студию изобразительных искусств. «Проявлять революционное творчество, воплощать его в жизнь – это значит вбивать клин в самую глубокую трещину современного капитализма». В студию записалось 10 человек. Фрейда на них не было.

Сборник завершается лирическим стихотворением некоего Кузьмы Мотина.

 В госпитале 

Госпиталь… Сумерки… В голову раненый

Красноармеец на койке лежит,

Ждет он товарищей… Взгляд затуманенный

Вспыхнул надеждой, а голос дрожит.

Бредит он днями в бурях пережитыми,

Рвется, как птица из клетки, вперед.

«Вечную память» поет над убитыми.

Красноармейцев в аттаку зовет.

Видит он солнышко, южное, яркое,

Видит широкую, южную степь.

Шепчет он: дело затеялось жаркое.

Белогвардейцы разсыпались в цепь.

С правого фланга отряд кавалерии

Ринулся черным на нас вороньем.

Двинулись танки… Из жерл артиллерии

Вырвалась смерть ураганным огнем.

Против нас было двойное количество

Белогвардейских отборных полков.

Шли они с кличем «грабеж» и «Величество».

К стенке рабочих… В ярмо мужиков.

С водкой, с нагайкой, с победными планами

Шли эти банды последних дворян.

С бронемашинами, с аэропланами

Против рабочих и против крестьян.

Шли они тучей… Но замыслы черные

Смыли мы встречной аттакой-волной,

Были отбиты удары повторные

Красноармейской гранитной стеной.

«В этом бою получил я ранение…»

Красноармеец забылся, затих…

Через минуту он звал в наступление,

Видел товарищей павших своих.

Мечется раненый… Терпит страдания.

Криками будит вечернюю мглу…

Пусть же побольше он встретит внимания

В возгласе братском: «На помощь ему».

Неплохо, кстати, для красноармейца. «Банды последних дворян»…

Профессор Семен Франк в день выхода «Вестника ЗОВСУ» проводил 20-е заседание Саратовского философско-исторического общества.

Алексей Голицын